Журнал московской патриархии. Официальная хроника.

1993 г., № 3

 

 

 

Священник Владимир Сидоров

 

С четырех сторон глухая бездна.
        Я назад не в силах повернуть,
        Будто кто-то волею железной
        Мой безбрежный направляет путь..

 

Эти строки принадлежат священнику и поэту Владимиру Сидорову, скончавшемуся 27 января 1993 года у престола Божиего. В этот день – день памяти святой равноапостольной Нины, отец Владимир вышел принять исповедь у желающих причаститься. Уже оставалось всего несколько человек, когда священник, внезапно прервав исповедь, ушел в алтарь. Он умер, стоя у престола и глядя на образ Спасителя.

 

Надо верить и ждать хоть  до смертного часа:
        Смолкнет сердце, и выпадет книга   из рук,
        И расплещется свет ослепительный  Спаса,
        И не будет ошибок, не будет разлук!

 

Эти стихи, задолго до того, как стать священником, написал Владимир Ев­геньевич Сидоров – поэт, которого хорошо знали в Москве.

Он родился 31 марта 1948 года в ти­хом городке на Волге. Волжская ширь, воспитание в семье, хранящей национальные традиции, формирова­ли будущего поэта и священнослужи­теля. Ему было близко творчество Н. Некрасова. «О Волга, колыбель моя, любил ли кто тебя, как я»,– он часто повторял эти слова, хотя боль­шую часть своей жизни прожил в Москве. На Волге были его корни. Здесь священствовали и были ре­прессированы в 20–30 годы его дед и другие родственники. Два его праде­да были священниками в Самарской губернии. Эта православная закваска всегда проявлялась во Владимире, хотя детство и молодость его прошли вне церковной ограды, крещен он был лишь в возрасте 27 лет.

Окончив школу с золотой медалью, он в 1966 году поступил в Москов­ский университет на филологический факультет. В 1973 году молодой фи­лолог стал корреспондентом газеты «Комсомольская правда». Поездки, встречи, впечатления, открытость и доброжелательность в общении с людьми и профессиональная наблю­дательность помогли ему стать пре­красным поэтом.

Он не писал модных стихов, не стре­мился к известности. В его поэзии пела душа. Вскоре Владимир Сидо­ров получил признание как автор-ис­полнитель песен на свои стихи и сти­хи русских поэтов от Тютчева до Руб­цова. Поэтические сборники принес­ли ему известность, а поэтическое творчество помогло осознать свое предназначение на земле. К вере он шел сердцем и умом.

 

Я целую икону, шепча:
        Вы простите меня, все святые,
        Сам я должен гореть, как свеча,
        Перед ликом любимой России.

 

В 1975 году Владимир принимает святое Крещение. Его выбор сделан. Из редакции журнала «Юный худож­ник», где он сотрудничал в 80-е годы, работая над темами по русской исто­рии и культуре (древнерусская живо­пись и архитектура, живопись Холуя и Палеха), он уходит на хлопотливую должность церковного старосты.

В 1989 году был открыт для богослу­жений храм Рождества Богородицы в Старом Симонове, дорогой сердцу каждого россиянина, место погребе­ния иноков-воинов Александра Пере­света и Родиона Осляби. Член общи­ны Владимир Сидоров был избран председателем приходского совета. В трудном, отбирающем много сил возрождении храма он забывал о своем недуге – сердечной болезни (был инвалидом 3 группы).

Владимир Евгеньевич хорошо читал и пел на клиросе. Когда он читал Апостол на литургии, в храме созда­валась особая атмосфера торжест­венности.

Летом 1991 года, в день Святого Ду­ха, в Богоявленском кафедральном соборе епископ Подольский Виктор рукоположил Владимира Сидорова в сан диакона. Диакон Владимир слу­жил много и ревностно. Одного опа­сались прихожане – что заберут его в патриарший собор: уж очень краси­вый бас был у отца Владимира.

Он любил детей, был преподавателем приходской школы. Дети отвечали ему искренней любовью.

10 января 1993 года в Преображен­ском соборе Новоспасского монасты­ря Святейший Патриарх Алексий ру­коположил диакона Владимира в сан священника. Две с половиной недели было отведено Богом отцу Владимиру для священнического служения. Эти дни прошли как одно дыхание.

Неделя служения в Богоявленском соборе оставила в душе отца Влади­мира радостное ощущение служения у мощей святителя Алексия, пред ли­ком чудотворной Казанской иконы Божией Матери. Вторую неделю отец Владимир служил уже в своем род­ном храме – Рождества Богородицы. Он литургисал почти каждый день, желая отслужить положенные по древнему обычаю сорок дней.

Вторник, 26 января, был его первым самостоятельным богослужебным днем. Он совершил литургию, моле­бен, панихиду, крестил, причащал на дому. А утром следующего дня умер.

 

Все то, что в груди моей ныло,

Зияло, хрипело и жгло, –

Январским морозцем схватило,

Февральским снежком занесло.

 

Январским морозным утром с телом отца Владимира, лежащим на солее древнего храма, пришли проститься прихожане, московское духовенство, родственники, друзья.

Отпевал отца Владимира по благо­словению Святейшего Патриарха Алексия епископ Истринский Арсе­ний, Храм был полон. У гроба стояли матушка покойного и трое их детей. Владыка Арсений зачитал телеграмму Святейшего Патриарха. С прощаль­ными словами к усопшему обрати­лись священники, писатели, прихожа­не. Погребение состоялось около храма, где уже 70 лет никого не хоро­нили. Здесь, в древней русской зем­ле, освященной стопами преподобно­го Сергия Радонежского, среди захо­ронений воинов, погибших на Кулико­вом поле, нашел место упокоения священник и поэт Владимир Сидоров. Февральский снег покрыл его мо­гильный холм – строки стихов оказа­лись пророческими.

 

Что теперь со мною будет,

Знать ни ты, ни я не властны.

Я вдохнул тебя всей грудью:

Ну, прощай! Навеки здравствуй!

 

Мы верим, что Господь, призвавший отца Владимира от престола храма, навеки упокоит его у Своего небесно­го престола по слову Своему: «В чем застану, в том и сужу» (Ин. 5, 30).

 

Священник Владимир Силовьев

 

 

 

 

             Владимир Сидоров

 

НЕОТПРАВЛЕННОЕ ПИСЬМО

 

Мой ангел, «нет» – я не умру!..

Я вижу, как вы улыбнулись,

Подумали... и вдруг надулись:

Мол, пишут всякую муру -

Читать невмоготу!.. Вы правы -

Сейчас в столице ад прямой:

Пыль, вонь, жара, людей оравы,

А я как с неба: «Ангел мой!»

Простите праздного поэта

И не читайте коль невмочь...

Но тут совсем иное лето,

А за окном – царица-ночь!

Я вновь в селе и во Вселенной.

Нить вдохновению ловлю

И... упускаю. Ибо денно

И нощно думаю: «Люблю!»

Как в юности – смешно и слепо!..

Вы спросите: «В который раз?»

Опять правы – звучит нелепо.

Пускай!.. Но я тревожу вас

Не для того, чтобы словами

Играть – на всем известный лад...

Я перед вами виноват.

Да и не только перед вами!

Мой ангел, в глубине окна,

За призрачным его кардоном,

Не ночь июльская видна,

А отражение, в котором

Мне трудно не узнать себя:

Я потерял давно границы,

Собой всю землю населя,

И даже этим стал гордиться.

В себе ищу себя, и в вас -

Себя, и в матери – себя же,

И в Родине, и в небе даже...

Что я увижу в смертный час?!

Друг пишет мне: «Таков поэт...»

А я тетрадку в угол брошу,

И выключу на кухне свет,

И подойду впотьмах к окошку.

Горячим лбом к стеклу прижмусь

И буду ждать, пока из мрака

Не выступит навстречу Русь:

Забор, ветла у буерака,

Два, три, четыре огонька,

Затем и целая деревня,

В туманном мареве река,

За ней зубчатые деревья –

Глухой, материковый лес,

Вглубь уходящий верст на двести,

А выше – вечный свет небес,

Родные млечные созвездья!..

Дохну на стеклышко. Протру.

И пересохшими губами

Чуть слышно прошепчу: «Бог с вами.

Наверно, все же не умру...»

 

ВСЕСВЯТСКОЕ – «СОКОЛ»

 

Беспощадной сражен суетой,

В восемь тридцать бегу я на «Сокол» –

На работу... А в небе высоком

Тихо светится шлем (крест)* золотой.

Над оснеженной купой дерев,

Над раскисшим троллейбусным кругом.

Над метро, куда мы, одурев,

Все несемся сейчас друг за другом,

Над кишащим людьми пятачком,

Над ревущим шоссе Ленинградским

И над всем нашим бывшим селом -

По названию церкви – Всесвятским.

Говорят, что ее возвели

При Петре, вскоре после Полтавы,

Чтобы люди Московской земли

Поминали героев державы -

Измаила и Бородина,

Севастополя и Порт-Артура...

В сорок пятом казалось, она

Рухнет – разве могла кубатура

В день девятого мая вместить

Вдов и сирот счастливой столицы?

Вот бы снимок сейчас поместить -

Тех, в ограде столпившихся, лица!

Прет к метро всенародный поток,

А навстречу, по краю, старушки.

На головке у каждой – платок,

В узелке – карамельки да сушки:

Старичков дорогих помянуть,

Помолиться о нас, троглодитах -

Кандидатах наук и бандитах,

Надрывающих мамкину грудь,

Кто как может... Да мне ль осуждать,

О котором, далеко ли, близко,

Двадцать лет убивается мать -

Дочь поповская и атеистка:

Дескать, как изменился он (он испортился) тут!

Только что я – судьбу переправлю?..

Все мне кажется, будто бы ждут

Эти ратники, что я прибавлю

К славе отчей... Готов ли ответ?

Я в долгу, я в долгу перед вами!

Свет свечи, удивительный свет,

Отчего ты поплыл пред глазами?

И слились в золотое пятно,

И ряды свои плотно сомкнули

Вкруг Руси, словно тело одно,

Те, что шли на мечи и под пули,

Стар и млад... Ну а мне тридцать семь.

Чем я имя Владимир прославил:

Что стыда не утратил совсем?

Что рублевую свечку поставил?

Стену теплую трону (Я целую икону), шепча:

«Вы простите меня, дорогие (все святые),

Сам я должен гореть, как свеча,

Перед ликом любимой России!

Да поможет нам ваша броня

На ветру мировой заварухи!

Вы родней, чем бывает родня,

Вы – и эти, в платках (платочках) старухи!

О, Казань, Ленинград, Измаил,

Курск, Непрядва... А в небе Берлина,

Помнишь, сталинский сокол парил?

Сила наша – неисповедима!»...

А над «Соколом» рокот и чад. *

И поток человеческий мчится.

Обернешься невольно назад:

Как меняются русские лица!

И – опять с головою в поток.

Дальше путь каждодневно знакомый.

Есть пятак? И в метро со всех ног.

Целый час, как я вышел из дома.

 

* Стихи священника Владимира Сидорова печатаются по книге: Владимир Сидоров. Электричка. М., 1988. В скобках здесь и далее даны подлинные варианты, вычерк­нутые из печатного издания по требованию советской цензуры.

 

На фотографии – священник Владимир Сидоров в диаконском сане